Мне не нужно правды, мне нужно чудо, у меня от правды болят глаза
Говорю об этом везде, будто бы засеваю поле.
Что ни семя по борозде - опечатка боли,
И перчатки висят безвольно на спинке стула,
Будто руки повисли вдоль очертаний улиц.
Я твой город, ты строил меня с каждым шагом, милый.
Я впустила в себя, что могла - целиком впустила.
Била в сердце, по почкам, в глаза - да, все это было.
Ты ни разу не крикнул - нельзя. Это школа силы.
Мое поле засеяно, вырастет - ярость сгложет.
В моем доме от семени запах на всем, что можно.
Сложновычерченный закат заливает черным
Червоточины снов: не повенчанной, обреченной...
Я твой город, коверными бомбами сплошь разрушен.
Мы такие упорные, (Господи, дай нам души!
Дай нам разум и дай нам сердца - послушай,
Мы устали от слов, и обоим покой нам нужен....)
Все живое - трава, мое поле погубит лето.
Я, конечно, еще жива - жизнь в бокале этом.
Этанолом подкрашена ночь в ореоле молний.
Наваждение, призрак, прочь. Я тебя не помню.
© Cassandra
Что ни семя по борозде - опечатка боли,
И перчатки висят безвольно на спинке стула,
Будто руки повисли вдоль очертаний улиц.
Я твой город, ты строил меня с каждым шагом, милый.
Я впустила в себя, что могла - целиком впустила.
Била в сердце, по почкам, в глаза - да, все это было.
Ты ни разу не крикнул - нельзя. Это школа силы.
Мое поле засеяно, вырастет - ярость сгложет.
В моем доме от семени запах на всем, что можно.
Сложновычерченный закат заливает черным
Червоточины снов: не повенчанной, обреченной...
Я твой город, коверными бомбами сплошь разрушен.
Мы такие упорные, (Господи, дай нам души!
Дай нам разум и дай нам сердца - послушай,
Мы устали от слов, и обоим покой нам нужен....)
Все живое - трава, мое поле погубит лето.
Я, конечно, еще жива - жизнь в бокале этом.
Этанолом подкрашена ночь в ореоле молний.
Наваждение, призрак, прочь. Я тебя не помню.
© Cassandra